Значение образов животных в культуре и искусстве древних связано с магическими обрядами. В наскальной живописи и фольклоре изображение животного, как считалось ранее, может встречаться по трём причинам: как тотем, к которому обращаются за помощью и поддержкой, как враг, которого можно победить средствами симпатической магии, либо как жертва, которую подобным образом подготавливают к поражению. Сегодня марксистская концепция примитивно-хищнической первобытной культуры уступает место иным представлениям. Более достоверным представляется взгляд на прошлое человечества как на сбалансированную систему отношений между человеком и природой, построенных по принципу взаимодействия. Находится все больше фактов, подтверждающих, что древний человек жил в гармонии с природой, или, прибегая к научной терминологии, умел строить системные контуры обратной связи, о которых писал Грегори Бейтсон в книге «Экология разума» [2]. Современной европейской цивилизаций контуры взаимодействия практически утеряны, мы целенаправленно изменяем окружающее пространство, зачастую не осознавая, насколько ущербен этот путь для нас самих.
Возвращаясь к образам животным в искусстве древних, вспоминаю наскальную живопись в священном месте поклонения женщин на Алтае. На высокогорном плато вертикальные и горизонтальные скальные плиты испещрены изображениями самок маралов: в момент зачатия, беременности, родов и воспитания потомства. (И никаких изображений охотников со стрелами.) Здесь же находится искусственно созданное углубление для воды, на дне которого также различимы рисунки животных. Водой можно умыться или целиком окунуться в каменную чашу. Считалось, что природная сила и жизненная энергия маралов, сконцентрированная в наскальных изображениях и усиленная свойствами воды, которая, согласно современным исследованиям, является прекрасным хранителем информации, перейдет женщинам.
Так же мы понимаем роль искусства и сегодня – как создание эйдоса, то есть образа, концентрирующего направленную творческую энергию и способствующего изменениям.
Возникает закономерный вопрос: какую силу может иметь образ лягушки, в чем сила его как тотемного животного, чем земноводное может помочь человеку?
Прежде чем обратиться к репрезентации образа лягушки в фольклоре, совершим небольшой экскурс в мифологический генезис образа лягушки.
Это животное представлено в мифологии разных народов. Не будем говорить всех, так как не располагаем точными данными, но с большой долей вероятности дело обстоит именно так. Лягушачье присутствие значимо в мифологии американских индейцев, австралийских аборигенов, у народов Азии и в Индии, у славян и европейцев. Относительно Китая и Японии можно говорить даже о культе лягушки, которая считается символом успеха и богатства, что связано с важной функцией воды и дождя в сельском хозяйстве этих стран. Однако не всегда образ лягушки позитивен. В европейской традиции лягушка (жаба) осмысливается как порождение темных сил, приспешница ведьм и наделяется разрушительной энергией. (Аристофан в комедии «Лягушки» представляет в роли ахеронских лягушек хор насмешников и болтунов. Г.Х. Андерсен в неприглядном свете отражает лягушачье семейство в «Дюймовочке»). Мыши, пауки, змеи и жабы – общепризнанные зооморфные воплощения зла. И надо отметить, что при внезапной встрече эти существа, действительно, вызывают у человека оторопь, у некоторых принимающая форму фобии (офидифобия – боязнь змей, ранидофобия – лягушек, родентофобия – крыс, аранофобия — пауков). Этот внезапный испуг, стрессовая реакция не детерминированы лишь неожиданностью их появления в поле зрения человека (эффект от внезапного появления, скажем, белки, далеко не настолько тягостен). Распространенную боязнь пауков, мышей и лягушек нельзя объяснить с рациональной точки зрения, так как, в отличие от змей, они ничем не угрожают жизни и здоровью человека. Так что остается признать наличие у этих существ определённых гипнотических свойств, оказывающих влияние на нашу психику.
Однажды встретила на лесной полянке жабу. Ощущение ужаса и определённой мистичности ее появления помню до сих пор. Я увидела ее внезапно и испугалась неизвестно чего. Секунд тридцать-сорок смотрела на неё, а она на меня. Когда стрессовая реакция стала проходить, я разрешила себе потихоньку уйти. Удивительно то, что я не боюсь ни жаб, ни мышей, ни лягушек. Напротив, в детстве очень любила играть с лягушатами и брать на воспитание грызунов.
Если проследить позитивные и негативные толкования образа лягушки в мифологии разных нардов, то можно выявить одну общую доминанту – ее связь с водой.
В негативном понимании связь лягушки/жабы с образом абсолютного зла берет начало в идентификации ее с подземными водами, первородным илом, из которого возник мир, то есть с Хаосом как антитезой порядка и гармонии.
В позитивном ключе толкований связи лягушки и воды значительно больше.
- Как все живое вышло из воды, так и лягушка, ассоциирующаяся с водной стихией, во многих мифологиях является символом плодородия. К тому же и сама по себе лягушка необычайно плодовита: количество икринок, откладываемых особью за один раз, может достигать 20 тысяч. В русском фольклоре мы находим сюжет о том, что проглоченная с молоком или водой лягушка становится причиной беременности.
- Встречается образ жабы, на которой держится мир. Возможно, эта роль приписывается тем живым существам, которые могут жить и в воде, и на суше, манифестируя особую жизненную устойчивость.
- Однако чаще всего лягушку связывают с дождем. Магическая функция лягушки – хранительницы воды – отражена в сказках и поговорках разных народов: бродячий сюжет о том, как лягушка дождь выпрашивает; африканская сказка о лягушке, охраняющей колодец; примета, что нельзя убивать лягушку – много дождей будет; русская пословица, что до первой грозы лягушка не квакает и т.д.
- В некоторых мифологиях (например, в Индии и Китае) лягушки воспринимаются как дети неба, «падающие» вместе с дождем. Иногда этот мотив, развиваясь, приводит к представлению о детях или жене бога, превращенных в лягушек, что перекликается с европейским и русским сказочным сюжетом о принце или царевне-лягушке.
Есть еще одно значение образа лягушки, не связанное напрямую с водой, однако представляющееся нам важным. Оно относится скорее к современному фольклору и эзотерическим толкованиям (образы медитаций, сновидений и т.п.) и подразумевает восприятие лягушки как символа изменения, самосовершенствования. Если оценить динамику трансформаций, испытываемых лягушкой на протяжении жизни: от икринки – в немого хвостатого головастика – и в земноводное прыгающее и громогласное существо, то нельзя не прийти к выводу, что заложенное природой могучее стремление к изменению является ведущим тотемическим свойством этого животного.
Известная книга Р. Бендлера и Д. Гриндера, основателей психологической практикоориентированной методики НЛП, которая позволяет человеку совершенствоваться, меняя личную картину мира («карту реальности») и работая с подсознанием, называется «Из лягушек в принцы». Собственно, о лягушках в этой книге не ничего не сказано, но метафизическое содержание образа лягушки как символа внутреннего изменения соответствует идейному посылу книги.
Да и несомненная связь лягушки со стихией воды говорит нам о заложенной в этом символе способности к изменчивости, трансформации при сохранении базовых характеристик внутренней структуры. Вода текуча, принимает форму любого предложенного сосуда – но остается сама собой. Водя мягка – и необычайно тверда. Вода движется — и при этом обладает удивительными свойствами хранения и передачи информации, что доказывают исследования современного ученого, доктора биологических наук С.В. Зенина, рассматривающего воду как «объективно существующую информационную систему» [7, с. 56].
Значение лягушки как символа трансформации при сохранении базовых характеристик личности представляется нам ведущим мотивом ее репрезентации в фольклоре. Объектом нашего изучения стали две сказки: о принце–лягушке в немецком фольклоре [5] и о царевне-лягушке в славянской традиции [1]. Символический смысл здесь проступает тем отчетливее, что изоморфные образы принца-лягушки и царевны-лягушки не поддаются классификации в рамках традиционных антропоморфных фольклорных образов. Наши герои не являются оборотнями, потому что не меняется их внутренняя сущность; также их превращение в лягушек не может быть отнесено к ведовству или оборачиванию, так как действуют они не по своей воле, что предполагается в названных случаях. Интересно, что вне тела лягушки Василиса Премудрая обладает способностью оборачиваться (то есть принимать вид животного/птицы/рыбы не теряя свойств личности, как это происходит при обортничестве): после сожжения лягушачьей шкурки она белой лебедью улетает в окно. Мотив зависимости превращенного персонажа от шкуры животного распространен в фольклоре разных народов («Ослиная шкура», «Братья-лебеди», русское предание о матери-рыси, муж которой сжег шкуру и освободил ее и т.д.). Но уничтожение лягушачьей кожи не освобождает царевну. И принц-лягушка теряет лягушачий облик вследствие внутренних изменений, а не наоборот. Так что мы можем констатировать, что сюжет о лягушках царского происхождения имеет большее символическое и психологическое значение, чем бывает обычно при использовании тотемистических аналогий. Также интересен вопрос о расхождении гендерных ролей главных героев в русской и немецкой традиции, но в данном исследовании мы не будем на нем останавливаться.
Итак, обратимся к сюжету братьев Гримм. Пообещав лягушке, доставшей со дна колодца потерянную драгоценность, дружбу, юная королевна отказывается от своих слов, когда лягушка приходит к ней на обед. Король-отец стыдит девушку, и, считая, что данное слово необходимо держать, позволяет скользкой амфибии есть из тарелки принцессы и жить в ее комнате. Девушка с отвращением соглашается, не смея перечить отцу. Как видим, с помощью мужской прямолинейности и патриархальной традиции (поддержка отца), принцу-лягушке удается добиться союза с принцессой. Однако истинной привязанности девушки он не получает. Уже лежа в постели с принцессой, герой начинает плакать и сетовать на то, что ощущает себя ненужным и одиноким, лишенным обещанной нежной дружбы. И вот, когда принц-лягушонок отважился открыть свое сердце принцессе, она смягчилась, пожалела его, уложила на свою подушку и поцеловала в зеленую щечку. Далее следует счастливый финал – превращение в принца и любовный союз.
Считая излишним пересказывать сюжет русской сказки о лягушке-царевне, перейдем к сопоставительному анализу этих произведений.
Урок, который извлекают из неприятной для себя ситуации обручения с лягушкой Иван-царевич и немецкая принцесса, оказывается одинаковым: надо держать свое слово, быть верным внутренней правде (данному обещанию или обычаю). Если тот, кто поймал стрелу, должен стать твоим суженым, как задумывалось, то этот зарок надо держать, приятно тебе сложившееся положение дел или нет, поскольку внешние условия не могут являться причиной отказа от внутренних принципов.
Но это только первый урок. Далее оба героя должны пройти через определенные изменения личной картины мира и своего отношения к происходящему. Характер этих изменений коррелирует с гендерными ролями героев. Девушка, посочувствовав принцу-лягушонку, оказывается способной перешагнуть через неприятие внешнего безобразия и холодности (эгоизма) лягушки, проявить истинную женственность, жертвенность и любовь. Также немецкая сказка учит и юношу: излишней прямолинейностью и утверждением своих прав не добьешься настоящей любви. Для этого надо суметь быть искренним и доверчивым, раскрыть сердце. Только тогда спадает холодная кожа эгоизма.
Интересную трактовку этого мотива находим в менее распространенном и оттого менее разработанном в художественном плане сюжете «Король-лягушонок или Железный Генрих» (источник тот же, собрание сказок братьев Гримм). Как видим из названия, эта сказка обладает более маскулинной направленностью, то есть содержит урок в первую очередь мужчинам. Чтобы помочь принцу-лягушке избавиться от эгоизма и холодности принцессе потребовалось здесь более радикальное воздействие: разозленная его настойчивостью, она со всей силы бросает лягушку об стену, и та превращается в прекрасного принца. Метафизический же мотив готовности к внутренним изменениям ради любви переносится на слугу, из-за несчастия с принцем заковавшего себе сердце железными обручами и прозванного Железным Генрихом:
«Когда его хозяин был обращен в лягушонка, верный Генрих так горевал и печалился, что велел оковать себе сердце тремя железными обручами, чтоб не разорвалось оно от горя и печали.
Усадил верный Генрих молодых в карету, а сам стал на запятках и радовался, что хозяин его избавился от злого заклятья.
Вот проехали они часть дороги, вдруг королевич слышит – сзади что-то треснуло. Обернулся он и крикнул:
– Генрих, треснула карета!
– Дело, сударь, тут не в этом,
Это обруч с сердца спал,
Что тоской меня сжимал,
Когда вы в колодце жили,
Да с лягушками дружили.
Вот опять и опять затрещало что-то в пути, королевич думал, что это треснула карета, но были то обручи, что слетели с сердца верного Генриха, потому что хозяин его избавился от злого заклятья и снова стал счастливым» [4].
При изменении гендера лягушки в русском варианте сказки прямолинейность в достижении эгоистических целей все равно остается атрибутом героя-мужчины. Хотя целенаправленные действия Ивана-царевича не очень-то и оправданы. Василиса Премудрая, даже будучи лягушкой, не дает супругу повода чувствовать себя униженным, по мере надобности она раз за разом репрезентует их семейное положение все в более выгодном свете. Однако поспешность Ивана-царевича в достижении максимального личного удовлетворения (не будем затрагивать здесь сексуальный аспект, хотя и он, возможно, подразумевается) приводит к обратному результату. Какой урок может извлечь Иван-царевич, сжегший лягушачью шкурку и потерявший жену? Возможно типологически тот же, что и принц-лягушка (не быть эгоистом и не пытаться решить все проблемы только рациональными способами), но в русской сказке нравственный посыл значительно глубже: надо верить женщине, учиться видеть сердцем, иметь мудрость доверять жене в ее интуитивном стремлении к образу прекрасного будущего. Василиса, предчувствуя новую счастливую жизнь, вынашивает в сердце своем грядущие изменения, она заботится о муже, спрашивает, почто кручинится он, шутит о лягушонке в коробчонке… Иван-царевич же действует в рамках базовой логики – и проигрывает. Не всегда короткий путь правильный, чаще бывает наоборот. Рациональное видение мира не приводит человека к счастью. Эта мысль является лейтмотивом всех русских сказок. Наиболее популярный герой русского фольклора — Иванушка-дурачок, который достигает счастья именно потому, что «дурачок». Он не обладает узконаправленным рациональным мышлением, присущим старшим братьям, ему не жаль времени на общение с животными, птицами и насекомыми, он способен воспринимать системную природу мира. Ивану-царевичу же этому надо научиться, проходя через испытания и убивая Кощея. Кощей, лягушачья кожа – не проявления ли это одного и того же холодного, безжизненного начала? Мы помним, что лягушка в некоторых мифологиях считает представительницей первородного ила, нижних слоев бытия. Восточная мудрость гласит: лотос, чтобы стать лотосом, должен пройти через ил. Так и человек в своем личностном росте проходит стадию лягушачьей кожи, которую надо перерасти, доверяя людям, открывая сердце миру. И в то же время сказка учит, что за лягушачьей кожей, за несовершенством ближнего мы можем увидеть прекрасную душу, если сами способны верить и любить. Сказки о лягушках – это сказки о трансформации. Доверие, открытость, способность увидеть за лягушачьей кожей душу, пробуждает любовь и превращает лягушку в принца или принцессу.
Аналогичный метафизический сюжет мы обнаруживаем в житийном жанре древнерусской литературы, в сказании о Петре и Февронии Муромских. Пообещав жениться перед началом лечением на Февронии, Петр, выздоровев, осознал, насколько велико неравенство князя и простолюдинки, и не сдержал своего обещания. Но болезнь вернулась – и князь вынужден был жениться. В течение совместной жизни с мудрой Февронией не раз приходилось Петру осознавать ложность социальных предрассудков и переступать через свои прежние представления о мире, возвышаясь духом. С годами мелкое и суетное стало не властно над его душой. Получив право княжения в Муроме, Пётр отказывается от него и уплывает с Февронией на поиски тихого счастья вдвоем.
Как и в сказочном сюжете, где лягушка требует свадьбы, а герой соглашается, но потом жалеет о данном слове, Петру приходится ступить на путь отказа от ложных стереотипов и, отрекшись от внешнего, прийти к истинному.
Сопоставление сказки с легендой о Петре и Февронии позволяет по-новому взглянуть на требование лягушки жениться. Звучащее от лягушки, оно представляется отчаянной мольбой о спасении. Однако в устах Февронии данное условие выглядит совершенно иначе. Девушка не преследует честолюбивых интересов, как мы видим в дальнейшем. Условие о супружестве она выдвигает в ответ на просьбу об исцелении: «Если бы кто-нибудь потребовал твоего князя себе, тот мог бы вылечить его… Я хочу его вылечить, но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его» [6]. Это можно объяснить следующим образом. Известно, что женская любовь спасает мужчину. Не только в духовном, но и в физическом плане, что отражено в сказках, в песнях, произведениях как древних (Ярославна из «Слова о полку Игореве…»), так и современных писателей («Жди меня» К. Симонов; «Золото бунта» А. Иванов и др.) Чтобы вылечить князя, Феврония должна его полюбить. Наверняка она также видит, что подобное развитие событий предопределено судьбой. «Не подобает лечить», если князь не согласен на ответную любовь, как не подобает девушке навязывать свою любовь мужчине. Обратим внимание, что, получив согласие Петра, чем лечит она его? – «взяв небольшую плошку, зачерпнула ею хлебной закваски, дунула на нее и сказала: «Пусть истопят князю вашему баню, и пусть он помажет этим все тело свое» [6]. Лечит он его духом (дунула), то есть своей любовью.
Е. Водолазкин, доктор филологических наук и автор романа «Лавр», ставшего финалистом «Большой книги-2013», утверждает, что «жанр жития возник не с христианством, а раньше, и использовал ту литературную модель, которую использовали древнегреческие мифы о героях» [3]. Сюжет о лягушке пришел к нам очень издалека, через мифы, сказки и жития он стучится в нашу повседневную жизнь, чтобы сказать: меняйтесь, верьте, учитесь видеть сердцем, чтобы не сожалеть потом, вслед за чеховскими героями, о том, «как ненужно, мелко и как обманчиво было всё то, что нам мешало любить». «Когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе» [8], — писал А.П. Чехов, и этими словами мы хотели бы закончить размышления о превращении лягушки в принцессу.
- Афанасьев А. Н. Народные русские сказки. // [Интернет-ресурс] URL: Царевна-лягушка http://flibusta.net/b/110924/read (дата обращения: 22.06.2014)
- Бейтсон Г. Экология разума: Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии / Пер. Д. Я. Федотова, М. П. Папуша. М.: Смысл, 2000. 476 с.
- Водолазкин Е.Г. Интервью с Е. Г. Водолазкиным на вручении премии «Большая книга» // [Интернет-ресурс] URL: http://www.liveinternet.ru/users/publizist/post310264393/ (дата обращения: 20.06.2014)
- Гримм В., Я. Король-лягушонок или Железный Генрих // [Интернет-ресурс] URL: http://flibusta.net/b/74734/read (дата обращения: 22.06.2014)
- Гримм В., Я. Принц-лягушка // [Интернет-ресурс] URL: http://flibusta.net/b/158670/read (дата обращения: 22.06.2014)
- Ермолай Еразм. Повесть о Петре и Февронии Муромских // [Интернет-ресурс] URL: http://flibusta.net/b/264070/read (дата обращения: 22.06.2014)
- Зенин С. В. Структурно-информационные представления о состоянии водной среды // Вестник российской академии естественных наук. М.:, Изд-во РАЕН. № 3 с. 56-63.
- Чехов А. П. О любви. //[Интернет-ресурс] URL: http://flibusta.net/b/10634/read (дата обращения: 22.06.2014)
****************************************
Опубликовано Вестник славянских культур, 2014 № 4 (34). С. 107-115
