Метка: фольклор

Рубрики
Научные статьи

Функциональное значение образа Кощея Бессмертного и его отражение в русских волшебных сказках

Образ Кощея Бессмертного, привычный отрицательный образ волшебных сказок, на первый взгляд, далек от мифологического контекста, поскольку его рецепция в большинстве случае проста – это злодей, антагонист главного героя. Однако соглашаясь с Е.М. Мелетинским в том, что «происхождение сказки из мифа не вызывает сомнения» [6, с. 262], мы видим в Кощее в первую очередь мифологического персонажа, наделенного особым сакраментальным значением, и отголоски его мифологических функций мы находим в волшебных сказках.

По некоторым легендам, Кощей был внуком славянского бога Чернобога и владел царством мертвых, подобно греческому Аиду, но при этом являлся не богом смерти, а только повелителем умерших. Однако роль повелителя царства мертвых не жестко закреплена за Кощеем, эта функция присваивалась и Чернобогу, и Велесу.  Надо отметить, что языческие представления славян о мире мертвых не совпадают с представлениями греков о царстве Гадеса, скандинавов о царстве Хель или христиан о загробном мире. В целом, представления славян о потустороннем мире намного позитивнее верований других народов. Ада как такового у славян нет. Души умерших отправляются, по славянскому верованию, в светлый Ирий.  На пути в Ирий некоторые души, которые прожили жизнь неосознанную и после смерти находятся в беспамятстве, не могут удержать сознание, проваливаются в Пекло или становятся неприкаянными духами – привидениями, нечистой силой. Хотя представления о Пекле, скорее всего, более поздние и сложились под воздействием христианского учения об аде: церковнославянское пькълъ переводится «смола» и происходит от латинского picula, «смола», или рiх, «смола, деготь». Поэтому в более древнем толковании путь души в Ирий омрачается лишь ее собственными заблуждениями, и если она не готова принять свет, то остается на земле или между мирами в виде неприкаянного духа. Собственно, такового происхождение славянской демонологии: русалок, упырей, берегинь и т.д.

Наверное, лучше всего объясняет  разнообразие славянских представлений о потустороннем мире, о которых писал В. Пропп (золото, хрусталь, страна изобилия, солнечное царство) [9], сказочная формула, приведенная им же: «И там свет такой же, как у нас» [9, с. 248].  Свет, сотворенную Вселенную, славяне считали справедливой и доброй к людям. При разветвленном пантеоне богов, наиболее враждебным человеку божеством можно считать только Мо/ара/ену – богиню смерти, холода и зла. Хотя даже смерть понималась как важнейшее событие жизни, но не трагичное. «Мудрейшие из мудрых без страха почитают Мару–Морену — Смерти Владычицу — как Великую Мать, открывающую Врата Жизни Вечной» [13]. Обряд посмертной тризны не предполагал изъявления горя и отчаяния, негодования на рок и судьбу. Скорее наоборот, оставшиеся на земле соплеменники специальными чтениями, молитвами и песнями помогали душе обрести себя в ином измерении, осознать и продолжить свое посмертное существование и развитие в многомерных мирах.

Продолжая мысль о том, что славянин верил, что после смерти его ожидает тот же свет, что и при жизни, продолжим и размышления об отсутствии в славянском пантеоне богов, тотально враждебных человеку. Как мир делится на ночь и день, свет и тьму, добро и зло, так и у славян эти две силы олицетворяли два бога: Белбог и Чернобог. Так же, как нельзя однозначно оценить, что есть добро и что зло, Чернобог был представителем высшей силы, но не воплощением абсолютного зла. Его функции и способности, так же как и способности Велеса, еще одного представителя подземного царства, представавшего в виде змея (Волоса), с которым сражался Перун – неодноплановы и неоднозначны, и нельзя утверждать, что непременно враждебны человеку. С одной стороны, эти боги воплощали зло, холод и ночь. С другой – Велес, например, скотий бог, был покровителем скота и богатства, и поэтому являлся богом купцов. Пронырливый и хитрый, он мог принести как выгоду, так и разорение.

Поэтому, наверное, славяне молились не одному богу, а богам, потому что не сиюминутная выгода, не временный успех (Мара (Морана) также богиня обмана, иллюзии), а общее равновесие сил являлось тем мерилом, по которому они строили свою жизнь.

Среди более мелких представителей нечистой силы: лешиев, домовых, водяных, русалок, берегинь и т.д. – мы также видим дифференцированное отношение к людям. Живущим по правде, соблюдающим внутренний и человеческий закон леший и домовой помогут, людям бесчестным, лживым и наглым – с удовольствием навредят.

Можно сделать вывод, что у древних славян не было божеств, изначально враждебных человеку. И до, и после смерти человек сам выстраивал свою судьбу. «Как аукнется, так и откликнется» – на этом законе строится и философия жизни, и мифология  древних славян.

Поэтому, обращаясь к анализу образа Кощея Бессмертного в русских волшебных сказках и к размышлениям о его роли в мифологии, мы не удовлетворяемся тезисом о том, что Кощей воплощает абсолютное мировое зло и цель его – навредить герою. Его функциональное значение, по нашему убеждению, сложнее и глубже, и цель нашего исследования – его эксплицировать.

Что мы знаем о Кощее Бессмертном?

Первое, что мы можем с очевидностью определить, это место его дислокации. Жилище Кощея является конечной точкой путешествия героя волшебной сказки. А, как известно, тридевятое царство, куда отправляется герой, и куда он попадает, минуя стража мира мертвых Бабу Ягу, – это и есть так называемый мир мертвых, или, иначе, иной мир, который искали йенские романтики, и русские символисты[1], и который, собственно, можно назвать простым термином – подсознание. Приключения героя волшебной сказки – это история развития души, ищущей и обретающей любовь. «Мне кажется, что состояние своей души я наилучшим образом могу выразить в сказке. Все является сказкой», — писал Новалис [7]. Как и в жизни, герою волшебной сказки сначала дается первое сладкое состояние любви – влюбленность. Но затем по собственной глупости и недомыслию, из-за нетерпения, жадности или эгоизма герой разрушает свое счастье. И он вынужден пуститься на поиски-обретение любви, теперь уже настоящей. В конечной точке этого путешествия, то есть в самом центре иного мира (или мира мертвых) обитает Кощей. В неприступном замке, сделанном из камня или хрусталя.

У северных народов, к которым мы в какой-то степени относим славян, царство мертвых ассоциировалось с крайним севером, где всегда холодно и долгое время темно (полярная ночь). Напомним, что в русских волшебных сказках Кощей живет в хрустальном дворце на стеклянных горах где-то «прикрай свету, в самый конец» [8, c. 200]. Стеклянные горы и хрусталь можно соотнести с айсбергами и льдом. (Ср. хрустальный дворец Снежной королевы). Хотя, согласно В. Проппу, хрусталь – распространенное воплощение представления о царстве мертвых, и не только у славян, но и у народов Австралии, Америки и т.д. [9, c. 50]. Итак, в самом центре иного мира, или, иными словами, на самом донышке подсознания, сидит Кощей Бессмертный. И, несмотря на художественную оксюморонность, цель героя сказки всегда одна – этого бессмертного убить. Но атрибут бессмертности у Кощея неоднозначен. Ведь он уже мертв. Тогда, значит, не к личной жизни персонажа относится этот эпитет, а к долгосрочности той функции, которую он выполняет. О сути этой функции мы поговорим позднее, а пока обратимся к возможным вариантам его гибели.

Итак, второе, что можно проанализировать в сказках о Кощее, это варианты его гибели. В волшебных сказках существуют два варианта смерти Кощея: смерть при разломе иглы  и смерть от коня. Б.А. Рыбаков добавляет еще один вариант – смерть Кощея от своей стрелы [12]. Однако эта смерть описана былинами об Иване Годиновиче, рассмотрение которых не входит в задачу нашей статьи, и к тому же генетически восходит к смерти от  иглы.

Рассмотрим смерть Кощея от коня, которая ярко представлена в сказке «Марья Моревна»: «нагнал он (Кощей) Ивана-Царевича, соскочил назем и хотел было сечь его острой саблей, но конь Ивана-Царевича ударил его со всего размаху копытом и размозжил ему голову, а Иван царевич добил его палицей. После того наклал царевич на грудь дров, развел огонь, спалил Кощея и пепел пустил по ветру» [11]. По мнению Б.А.Рыбакова, такая смерть – это «обычная смерть степняка: сам он изрубил своего противника, а потом угодил под копыта вражеского коня» [12]. Тем более что в сказке Кощей «не царь, не полководец — его государство не упоминается, дворца у него нет; нет ни войска, ни слуг; есть только какое-то жилье, конь, с которым он беседует, и сабля» [12]. Однако нельзя не упомянуть о символике образа коня у славянских народов. Конь связан с солярным божеством, ведь именно лошади везли повозку с небесным светилом по небу. Более того, в верованиях славян конь вообще был небожителем. Например, по древним поверьям, Утренняя Заря (Денница) ведет по узды сияющих белых коней, которые символизируют рассветные облака. Днем кони становятся рыжими, вечером сивыми и Вечерняя Зоря уводит их с небосвода. Приходит вороной конь, который олицетворяет ночь. Млечный путь также называли молоком небесной кобылицы. В славянских сказках конь чаще всего является помощником главного героя, то есть светлых сил («Сивка-бурка», «Конек-горбунок», «Золотой конь» и др.), он может перенести героя «на тот свет» и вернуть его обратно. Даже Серый Волк, второй по частотности помощник героя, выполняет несвойственную волку лошадиную функцию –возит героя на своей спине. Получается, что с помощью коня, помощника солярных богов, Кощея убивают небесные силы. Однако возникает вопрос, зачем высшим солярным силам способствовать гибели божества, хоть и не самого высокого ранга? В славянской мифологии существует описание борьбы Даждьбога и Кощея, при котором Даждьбог добывает Золотое яйцо, в котором заключена смерть Кощея, и убивает своего соперника. Этим своим действием он нарушает порядок мироздания и вызывает всемирный потоп. Обратим внимание на эту деталь – всемирный потоп. Она пригодится нам немного позже.

В.П. Аникин, обращаясь к сказке «Марья Моревна», указывает, что герою помогают и не только небесные, но и природные силы: его родственники по женской линии, мужья сестер: орел, сокол и ворон [1, c. 461]. Как видим, в противостоянии героя и Кощея в сказке Марья Моревна словно участвует все мироздание: человеческие, небесные и природные силы.

Интересен также момент «добивания» Кощея Иваном-царевичем, он разводит на его груди огонь, а прах пускает по ветру. С одной стороны, здесь можно наблюдать языческий обряд сожжения мертвых, посвящения их огню. С другой стороны, Кощей является злым колдуном, соответственно обряд «захоронения» должен был быть особым, иначе, по поверьям, колдун может вернуться. Например, Байбурин А.К. пишет о славянском погребальном обряде «порчи» тела колдуна или человека, подозреваемого в колдовстве. Их тела разрубали на части, чтобы прекратить «хождение» [3]. В сказках часто встречается расчленение тела («разрубил на части»), однако это является лишь временной смертью: после определенного обряда (собрать все части и окропить мертвой и живой водой) герой воскресает и даже становиться сильнее. Чтобы не допустить воскрешения колдуна его тело надо разделить на мелкие фрагменты, в нашем случае – распылить.

Рассмотрим теперь второй, более частый вариант смерти Кощея. В большинстве сказок[2] с небольшими дополнениями встречается такое описание его смерти: «На море на океане есть остров, На том острове дуб стоит, Под дубом сундук зарыт (или в дупле), А в сундуке — заяц, В зайце — утка, В утке – яйцо, В яйце – смерть Кощея». По мнению Б.А. Рыбакова,  «местонахождение кощеевой смерти соотнесено в сказке с моделью Вселенной – яйцом. Недаром охранителями этого сокровища являются представители всех сил природы, всех цартсв: вода (океан), земля (остров), растения (дуб), звери (заяц), птицы (утка)» [9]. Это не случайный набор нескольких предметов или животных, «вложенных» друг в друга по принципу матрешки. Все они несут сакральное значение, важное для древних славян, и связаны с культом смерти.

Например, во всех сказках говориться именно о дубе, под которым и зарыт сундук со смертью Кощея. Это дерево является амбивалентным символом. С одной стороны, это символ силы, мужества и долголетия. С другой – древние славяне верили, что в огромной кроне дуба, среди листвы живут души умерших и призраки, что не противоречит фигуре Кощея, как божества, управляющего душами умерших. Более того, Кощею нельзя отказать в силе и долголетии. Также дуб выступает как символ Мирового древа, который отражает трехуровневый миропорядок: небесные боги – люди – подземные боги. Поэтому сундук со смертью Кощея зарыт под дубом, в его корнях. Либо же сундук висит на цепи, которая, как Мировой змей, обвевает дерево.

Заяц является символом демоническим, он связан с нечистой силой, по поверьям, он находится в подчинении у лешего. У некоторых славян считалось, что в образе зайца появляются ведьмы и колдуны.

Толкование символического значения образа утки более обширно. Она является прародительницей мироздания. Существуют различные варианты космогонических мифов, связанных с уткой. По одному мифу, Утка плавала в мировом океане, нырнула на дно и достала оттуда комочек земли, из которой впоследствии возникла Земля, по другому – пролетая над мировым океаном, Утка обронила яйцо, из которого потом возникла Земля. Утка, как прародительница, создает мир, в котором сосуществуют две стороны: добро и зло, изначально живущие в гармонии.

Яйцо, в котором находится игла, является символом мироздания. Почти во всех мифологиях в начале всего существует мировое яйцо, из верхней половинки которого получается Небо, из нижней – Земля. Существует также славянский миф об изначальном яйце,  в котором томился родитель богов и всего сущего — Род. Силами любви к Ладе он разрушил свою темницу и создал Мир. Надо заметить, что именно яйцо использовалось в погребально-похоронных обрядах, когда вместе с покойником хоронили яйцо, настоящее или глиняное, поскольку яйцо является символом воскрешения, что следует даже из современных христианских обычаев. Яйцо – это символ мироздания. Символ новой, готовой начаться жизни: и в значении жизни после смерти, и в плане рождения нового мира.

Не случайно также смерть Кощея находится именно в игле. Игла в славянском культе связана с потусторонним миром, она могла быть как инструментом порчи, так и оберегом, то есть предметом, который может призвать темные или светлые силы. Игла является контактом с иным миром, так называемой «путеводной нитью». Н.С. Кротова пишет о карельских сказках, в которых упоминается «сонная иголка». Эти сказки нетрудно соотнести со сказкой о спящей красавице, которая уколола палец и уснула. Представления о близости сна и смерти сходны у многих народов [5].

Однако в волшебных сказках все эти потусторонние силы не помогают Кощею, и он погибает. Получается, сам по себе он не бессмертен, и его может победить человек, способный на героический поступок (герой сказки), если он соединится с силами природы (в сказке «благодарные животные» помогают герою) и заручится поддержкой светлых богов, то есть объединит стремления свои с волей Вселенной.

И теперь нам остается разобраться в том, как противостояние Кощея и героя соответствует нарушению и/или восстановлению мировой гармонии и миропорядка. И зачем надо убивать Кощея, который и так уже является мертвым, то есть какую выполняемую им функцию герой сказки, поддерживаемый мирозданием, должен прервать?

В.П. Аникин, анализируя сказку «Марья Моревна», приходит к следующему неоднозначному выводу: «Помощники Ивана – родственники из мира природы, причем родственники и предки по женской линии. Сказка противопоставила фантастических помощников материнского рода силам, находящимся во враждебных отношениях к старым порядкам и обычаям. Марья и весь образ жизни, связанный с ее властью, олицетворяют благополучие и покой, а Кощей – насилие. Спасение от сил, олицетворенных в образе Кощея, люди, сотворившие сказку, искали в верности давнему порядку вещей. И чудо не замедлило явиться. Кощей воплотил в себе ту силу, которая нарушила древние порядки и отняла у женщины ее прежнюю власть в семье» [1, c. 461]. Первая часть вышеприведенного рассуждения не вызывает у нас возражений, действительно, герою волшебной сказки всегда помогают женщины: от Бабы Яги до богатырши Синеглазки или даже птицы Нагай. Познание женского мира, обретение настоящей любви через преодоление определенных трудностей, метафорически выраженных в сказке как трудности материального характера: пойти за тридевять земель, стоптать три пары сапог железных, сгрызть три пары караваев железных и т.д. – это и есть основной урок волшебной сказки. Недаром даже тридевятое царство, куда отправляется герой, связано с природным числом три и женским числом девять. Природная символика числа три означает рождение потомства от соединения мужского и женского начал, а число девять – девять месяцев вынашивания плода. Так что наличие женского влияния в волшебных сказках закономерно. Однако правомерно ли сводить проблематику образа Кощея лишь к смене матриархата патриархатом и установлению новых родоплеменных отношений? (Стоит заметить, к тому же, что именно у славян эта смена не была так очевидна, как в Древней Греции и Европе. До сих пор, если семьи спокойно выбирают удобную для них форму отношений, мальчики уходят в род (семью) жены, а девочки остаются. И это обосновано: кто лучше матери научит будущую роженицу обращению с младенцем?). Поэтому мы не согласны с В.П. Аникиным в том, что смысл образа Кощея, в начале сказки плененного, к тому же, Марьей Моревной, равноценен идее патриархата.

Что же символизирует Кощей? Этимологически слово Кощей восходит, по одной из гипотез, к тюркскому слову kosci – невольник, которое в свою очередь произошло от слова kos  – лагерь, стоянка. Ну и, конечно, никто не отменял фонетического родства его имени со словом кость.

Напрашивается вывод о том, что Кощей – лицо подневольное, являющееся стражником, хранителем определенного положения дел, костяка «старого» мира. Как мировой змей, обвивает он мировое древо, держа в плену свернутую в яйцо новую вселенную. А герою, который хочет построить новую жизнь, свое пространство любви, равнозначное новой Вселенной для двоих, надо разрушить прежнее положение дел, сломать иглу, и тогда из двух половинок яйца образуется новая Вселенная. Его возлюбленная, которую держит в плену Кощей, традиционно связана с последним кровными узами. Герою необходимо разрушить прежнюю связь героини со старшими мужчинами ее рода (или прежним мужем), чтобы построить новую семью. Нравственный смысл волшебной сказки, в отличие от сказок о животных и бытовых, заключается в уроке духовного постижения сокровенных тайн бытия, главной из которой является любовь. Путь героя (или героини) волшебной сказки – это путь к обретению любви. И смерть Кощея здесь имеет психологическое значение: чтобы принять новое, непременно нужно путем мучительных усилий и победы над собой отказаться от старого, от привычного жизненного уклада, от прежнего образа своей души.

Но есть и более масштабное значение образа Кощея. Почему после его поражения Дажьбогом наступает вселенский потоп? Почему символика его смерти так тесно связана со всем мирозданием?

Если предположить, что остров, на котором растет дуб с кощеевой смертью, это остров Буян, средоточие и исток русской цивилизации[3], о котором говорится во множестве песен, заговоров и сказок, то мы можем вслед за многими исслеодвателями и путешественниками отправится на этот сказочный остров, который является современным островом Рюген/Руян (Германия), расположенным в Балтийском море. Немцы сохраняют священный остров, колыбель и центр древнего мира. Остров был заселен еще в каменном веке, и жившие на нем рюгены или руяны основали святилище Святовита, которое было уничтожено в 12 веке в связи с христианизацией населения. Но до сих пор посетители острова могут видеть русские лица сохранившихся деревянных богов, бесстрашно смотрящих на 4 стороны света.

 

У сказки о Кощее есть еще один смысл, связанный с островом Руян. Как из яйца, которое охраняет Кощей, родится новый мир, так и с острова Руян берет начало новая цивилизация. Если вспомнить о Гиперборее, легендарной стране северных долгожителей и мудрецов, детей солнца, живущих, по отношению к Элладе, за северным ветром Бореем, то можно предположить, что именно ее конец и начало новой цивилизации – начало Руси, ставшей преемницей гиперборейцев, символизирует гибель Кощея.Гай Плиний Старший так писал о гиперборейцах: «За [Рипейскими] горами и аквилоном живет, если только можно поверить, блаженный народ так называемых гипербореев. Они достигают очень преклонного возраста и прославлены легендарными чудесами. Здесь, как полагают, находятся петли, на которых вертится мир (cardines mundi), и самые дальние края звездных орбит. Область их теплая, [климат] счастливым образом соразмерен, без каких бы то ни было вредных миазмов. Домами гипербореям служат леса и рощи. Как порознь, так и соборно (viritim gregatimque) они поклоняются богам, никогда не ведая распрей и обид. Умирают они только когда насытились жизнью: задав пир и умастив свою старость драгоценными мазями, бросаются с некоей скалы в море. О блаженнейший вид погребения!

Сомневаться в [существовании] этого народа нельзя: многие источники свидетельствуют, что они имели обыкновение слать начатки плодов на Делос Аполлону, которого особенно чтут. [Бывшие у гипербореев] в почете девы приносили эти дары в святилище народов ряд лет, пока не установили обычай — по той причине, что оскорблена была их доверчивость — оставлять свои приношения у границ соседних народов, чтобы те передали их следующим соседям и так далее вплоть до Делоса…» [4].

Приятно осознавать, что наши предки не знали распрей и обид, молились соборно и жили в гармонии с окружающим миром. Об этом сообщают нам и сведения, почерпнутые из истории, фольклора и мифологии. Так что почему бы и нет?

 

Итак, значение образа Кощея и в мифологии, и в фольклоре состоит в исполнении функций хранителя старого порядка вещей, старого мира. Герой, побеждающий слугу старого порядка, зарождает новый мир, возникающий из яйца, в котором хранилась Кощеева смерть.

Интересно, что поэт ХХ века О. Мандельштам, говоря о Сталине, основная цель политики которого состояла в сохранении существующего порядка вещей и власти над ним, охарактеризовал его как Кощея, стерегущего мир, который пребывает в состоянии сна и омертвения:

Внутри горы бездействует кумир…

<…>

Кость усыпленная завязана узлом,

Очеловечены колени, руки, плечи —

Он улыбается своим широким ртом,

Он мыслит костию и чувствует челом

И вспомнить силится свой облик человечий.

Список литературы:

 

  1. Аникин. В.П. Русское устное народное творчество. М.: Изд-во «Высшая школа». 2009. 736 с.         С. 461
  2. Афанасьев А.Н. «Языческие предания о острове Буяне» (во «Временнике общ. ист. и древ. росс.», 1858 г., № 9 — здесь он впервые развил во всей полноте свою натурмифологическую систему славянского мировоззрения); «Зооморфические божества у славян» («Отеч. Записки», 1852 г., № 1 — 3 [Электронный ресурс]: http://via-midgard.info/news/25695-an-afanasev-yazycheskie-predaniya-ob-ostrove.html (Дата обращения: 05.01.2015)
  3. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. Монография. СПб. 1993. 253 с.
  4. Гай Плиний Старший. Естественная история: VI, 89-91. [Электронный ресурс]: http://annales.info/ant_lit/plinius/04star.htm (Дата обращения: 05.01.2015)
  5. Кротова Н.С. Как убить Кощея бессмертного? (культурно-мифологическое значение атрибутов смерти сказочного персонажа). [Электронный ресурс]: http://www.ruthenia.ru/folklore/krotova2.htm (Дата обращения: 05.01.2015)
  6. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Изд-во «Наука». 1976. 407 с.
  7. Новалис. Фрагменты. [Электронный ресурс]: http://flibusta.net/b/335246/read (Дата обращения: 05.01.2015)
  8. Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л. 1974. с. 200.
  9. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт. 2011. 332 с.
  10. Русская народная сказка «Марья Моревна». [Электронный ресурс]: http://skazka.mifolog.ru/books/item/f00/s00/z0000020/st018.shtml (Дата обращения: 05.01.2015)
  11. Русский фольклор: сборник мифов, былин, сказок, песен, загадок // Сост. В. Модестова. – М.: Художественная литература. 2007. 416 с.
  12. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси / Рецензенты: В.П.Даркевич, С.А.Плетнева. М.: Издательство «Наука». 1987. [Электронный ресурс]: http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000030/index.shtml (Дата обращения: 05.01.2015)
  13. Славянская книга мертвых. [Электронный ресурс]: http://www.e-reading.mobi/bookreader.php/1009965/Volhv_-_Slavyanskaya_kniga_mertvyh.html (Дата обращения: 05.01.2015)

Опубликовано:

Жучкова А.В., Галай К.Н. Функциональное значение мифологического образа Кощея бессмертного и его отражение в русских волшебных сказках // Вестник славянских культур, 2015 № 3, (37), С. 165-175

Рубрики
Научные статьи

Образ лягушки как символ внутренней трансформации героя в русском и немецком фольклоре

Значение образов животных в культуре и искусстве древних связано с магическими обрядами. В наскальной живописи и фольклоре изображение животного, как считалось ранее, может встречаться по трём причинам: как тотем, к которому обращаются за помощью и поддержкой, как враг, которого можно победить средствами симпатической магии, либо как жертва, которую подобным образом подготавливают к поражению. Сегодня марксистская концепция примитивно-хищнической первобытной культуры уступает место иным представлениям. Более достоверным представляется взгляд на прошлое человечества как на сбалансированную систему отношений между человеком и природой, построенных по принципу взаимодействия. Находится все больше фактов, подтверждающих, что древний человек жил в гармонии с природой, или, прибегая к научной терминологии, умел строить системные контуры обратной связи, о которых писал Грегори Бейтсон в книге «Экология разума» [2]. Современной европейской цивилизаций контуры взаимодействия практически утеряны, мы целенаправленно изменяем окружающее пространство, зачастую не осознавая, насколько ущербен этот путь для нас самих.

Возвращаясь к образам животным в искусстве древних, вспоминаю наскальную живопись в священном месте поклонения женщин на Алтае. На высокогорном плато вертикальные и горизонтальные скальные плиты испещрены изображениями самок маралов: в момент зачатия, беременности, родов и воспитания потомства. (И никаких изображений охотников со стрелами.) Здесь же находится искусственно созданное углубление для воды, на дне которого также различимы рисунки животных. Водой можно умыться или целиком окунуться в каменную чашу. Считалось, что природная сила и жизненная энергия маралов, сконцентрированная в наскальных изображениях и усиленная свойствами воды, которая, согласно современным исследованиям, является прекрасным хранителем информации, перейдет женщинам.

Так же мы понимаем роль искусства и сегодня – как создание эйдоса, то есть образа, концентрирующего направленную творческую энергию и способствующего изменениям.

Возникает закономерный вопрос: какую силу может иметь образ лягушки, в чем сила его как тотемного животного, чем земноводное может помочь человеку?

Прежде чем обратиться к репрезентации образа лягушки в фольклоре, совершим небольшой экскурс в мифологический генезис образа лягушки.

Это животное представлено в мифологии разных народов. Не будем говорить всех, так как не располагаем точными данными, но с большой долей вероятности дело обстоит именно так. Лягушачье присутствие значимо в мифологии американских индейцев, австралийских аборигенов, у народов Азии и в Индии, у славян и европейцев. Относительно Китая и Японии можно говорить даже о культе лягушки, которая считается символом успеха и богатства, что связано с важной функцией воды и дождя в сельском хозяйстве этих стран. Однако не всегда образ лягушки позитивен. В европейской традиции лягушка (жаба) осмысливается как порождение темных сил, приспешница ведьм и наделяется разрушительной энергией. (Аристофан в комедии «Лягушки» представляет в роли ахеронских лягушек хор насмешников и болтунов. Г.Х. Андерсен в неприглядном свете отражает лягушачье семейство в «Дюймовочке»). Мыши, пауки, змеи и жабы – общепризнанные зооморфные воплощения зла. И надо отметить, что при внезапной встрече эти существа, действительно, вызывают у человека оторопь, у некоторых принимающая форму фобии (офидифобия – боязнь змей, ранидофобия – лягушек, родентофобия – крыс, аранофобия — пауков). Этот внезапный испуг, стрессовая реакция не детерминированы лишь неожиданностью их появления в поле зрения человека (эффект от внезапного появления, скажем, белки, далеко не настолько тягостен). Распространенную боязнь пауков, мышей и лягушек нельзя объяснить с рациональной точки зрения, так как, в отличие от змей, они ничем не угрожают жизни и здоровью человека. Так что остается признать наличие у этих существ определённых гипнотических свойств, оказывающих влияние на нашу психику.

Однажды встретила на лесной полянке жабу. Ощущение ужаса и определённой мистичности ее появления помню до сих пор. Я увидела ее внезапно и испугалась неизвестно чего. Секунд тридцать-сорок смотрела на неё, а она на меня. Когда стрессовая реакция стала проходить, я разрешила себе потихоньку уйти. Удивительно то, что я не боюсь ни жаб, ни мышей, ни лягушек. Напротив, в детстве очень любила играть с лягушатами и брать на воспитание грызунов.

Если проследить позитивные и негативные толкования образа лягушки в мифологии разных нардов, то можно выявить одну общую доминанту – ее связь с водой.

В негативном понимании связь лягушки/жабы с образом абсолютного зла берет начало в идентификации ее с подземными водами, первородным илом, из которого возник мир, то есть с Хаосом как антитезой порядка и гармонии.

В позитивном ключе толкований связи лягушки и воды значительно больше.

  • Как все живое вышло из воды, так и лягушка, ассоциирующаяся с водной стихией, во многих мифологиях является символом плодородия. К тому же и сама по себе лягушка необычайно плодовита: количество икринок, откладываемых особью за один раз, может достигать 20 тысяч. В русском фольклоре мы находим сюжет о том, что проглоченная с молоком или водой лягушка становится причиной беременности.
  • Встречается образ жабы, на которой держится мир. Возможно, эта роль приписывается тем живым существам, которые могут жить и в воде, и на суше, манифестируя особую жизненную устойчивость.
  • Однако чаще всего лягушку связывают с дождем. Магическая функция лягушки – хранительницы воды – отражена в сказках и поговорках разных народов: бродячий сюжет о том, как лягушка дождь выпрашивает; африканская сказка о лягушке, охраняющей колодец; примета, что нельзя убивать лягушку – много дождей будет; русская пословица, что до первой грозы лягушка не квакает и т.д.
  • В некоторых мифологиях (например, в Индии и Китае) лягушки воспринимаются как дети неба, «падающие» вместе с дождем. Иногда этот мотив, развиваясь, приводит к представлению о детях или жене бога, превращенных в лягушек, что перекликается с европейским и русским сказочным сюжетом о принце или царевне-лягушке.

Есть еще одно значение образа лягушки, не связанное напрямую с водой, однако представляющееся нам важным. Оно относится скорее к современному фольклору и эзотерическим толкованиям (образы медитаций, сновидений и т.п.) и подразумевает восприятие лягушки как символа изменения, самосовершенствования. Если оценить динамику трансформаций, испытываемых лягушкой на протяжении жизни: от икринки – в немого хвостатого головастика – и в земноводное прыгающее и громогласное существо, то нельзя не прийти к выводу, что заложенное природой могучее стремление к изменению является ведущим тотемическим свойством этого животного.

Известная книга Р. Бендлера и Д. Гриндера, основателей психологической практикоориентированной методики НЛП, которая позволяет человеку совершенствоваться, меняя личную картину мира («карту реальности») и работая с подсознанием, называется «Из лягушек в принцы».  Собственно, о лягушках в этой книге не ничего не сказано, но метафизическое содержание образа лягушки как символа внутреннего изменения соответствует идейному посылу книги.

Да и несомненная связь лягушки со стихией воды говорит нам о заложенной в этом символе способности к изменчивости, трансформации при сохранении базовых характеристик внутренней структуры. Вода текуча, принимает форму любого предложенного сосуда – но остается сама собой. Водя мягка – и необычайно тверда. Вода движется — и при этом обладает удивительными свойствами хранения и передачи информации, что доказывают исследования современного ученого, доктора биологических наук С.В. Зенина, рассматривающего воду как «объективно существующую информационную систему» [7, с. 56].

Значение лягушки как символа трансформации при сохранении базовых характеристик личности представляется нам ведущим мотивом ее репрезентации в фольклоре. Объектом нашего изучения стали две сказки: о принце–лягушке в немецком фольклоре [5] и о царевне-лягушке в славянской традиции [1]. Символический смысл здесь проступает тем отчетливее, что изоморфные образы принца-лягушки и царевны-лягушки не поддаются классификации в рамках традиционных антропоморфных фольклорных образов. Наши герои не являются оборотнями, потому что не меняется их внутренняя сущность; также их превращение в лягушек не может быть отнесено к ведовству или оборачиванию, так как действуют они не по своей воле, что предполагается в названных случаях. Интересно, что вне тела лягушки Василиса Премудрая обладает способностью оборачиваться (то есть принимать вид животного/птицы/рыбы не теряя свойств личности, как это происходит при обортничестве): после сожжения лягушачьей шкурки она белой лебедью улетает в окно.  Мотив зависимости превращенного персонажа от шкуры животного распространен в фольклоре разных народов («Ослиная шкура», «Братья-лебеди», русское предание о матери-рыси, муж которой сжег шкуру и освободил ее и т.д.). Но уничтожение лягушачьей кожи не освобождает царевну. И принц-лягушка теряет лягушачий облик вследствие внутренних изменений, а не наоборот. Так что мы можем констатировать, что сюжет о лягушках царского происхождения имеет большее символическое и психологическое значение, чем бывает обычно при использовании тотемистических аналогий. Также интересен вопрос о расхождении гендерных ролей главных героев в русской и немецкой традиции, но в данном исследовании мы не будем на нем останавливаться.

Итак, обратимся к сюжету братьев Гримм. Пообещав лягушке, доставшей со дна колодца потерянную драгоценность, дружбу, юная королевна отказывается от своих слов, когда лягушка приходит к ней на обед. Король-отец стыдит девушку, и, считая, что данное слово необходимо держать, позволяет скользкой амфибии есть из тарелки принцессы и жить в ее комнате. Девушка с отвращением соглашается, не смея перечить отцу. Как видим, с помощью мужской прямолинейности и патриархальной традиции (поддержка отца), принцу-лягушке удается добиться союза с принцессой. Однако истинной привязанности девушки он не получает. Уже лежа в постели с принцессой, герой начинает плакать и сетовать на то, что ощущает себя ненужным и одиноким, лишенным обещанной нежной дружбы. И вот, когда принц-лягушонок отважился открыть свое сердце принцессе, она смягчилась, пожалела его, уложила на свою подушку и поцеловала в зеленую щечку. Далее следует счастливый финал – превращение в принца и любовный союз.

Считая излишним пересказывать сюжет русской сказки о лягушке-царевне, перейдем к сопоставительному анализу этих произведений.

Урок, который извлекают из неприятной для себя ситуации обручения с лягушкой Иван-царевич и немецкая принцесса, оказывается одинаковым: надо держать свое слово, быть верным внутренней правде (данному обещанию или обычаю). Если тот, кто поймал стрелу, должен стать твоим суженым, как задумывалось, то этот зарок надо держать, приятно тебе сложившееся положение дел или нет, поскольку внешние условия не могут являться причиной отказа от внутренних принципов.

Но это только первый урок. Далее оба героя должны пройти через определенные изменения личной картины мира и своего отношения к происходящему. Характер этих изменений коррелирует с гендерными ролями героев. Девушка, посочувствовав принцу-лягушонку, оказывается способной перешагнуть через неприятие внешнего безобразия и холодности (эгоизма) лягушки, проявить истинную женственность, жертвенность и любовь. Также немецкая сказка учит и юношу: излишней прямолинейностью и утверждением своих прав не добьешься настоящей любви. Для этого надо суметь быть искренним и доверчивым, раскрыть сердце. Только тогда спадает холодная кожа эгоизма.

Интересную трактовку этого мотива находим в менее распространенном и оттого менее разработанном в художественном плане сюжете «Король-лягушонок или Железный Генрих» (источник тот же, собрание сказок братьев Гримм). Как видим из названия, эта сказка обладает более маскулинной направленностью, то есть содержит урок в первую очередь мужчинам. Чтобы помочь принцу-лягушке избавиться от эгоизма и холодности принцессе потребовалось здесь более радикальное воздействие: разозленная его настойчивостью, она со всей силы бросает лягушку об стену, и та превращается в прекрасного принца. Метафизический же мотив готовности к внутренним изменениям ради любви переносится на слугу, из-за несчастия с принцем заковавшего себе сердце железными обручами и прозванного Железным Генрихом:

«Когда его хозяин был обращен в лягушонка, верный Генрих так горевал и печалился, что велел оковать себе сердце тремя железными обручами, чтоб не разорвалось оно от горя и печали.

Усадил верный Генрих молодых в карету, а сам стал на запятках и радовался, что хозяин его избавился от злого заклятья.

Вот проехали они часть дороги, вдруг королевич слышит – сзади что-то треснуло. Обернулся он и крикнул:

– Генрих, треснула карета!

– Дело, сударь, тут не в этом,

Это обруч с сердца спал,

Что тоской меня сжимал,

Когда вы в колодце жили,

Да с лягушками дружили.

Вот опять и опять затрещало что-то в пути, королевич думал, что это треснула карета, но были то обручи, что слетели с сердца верного Генриха, потому что хозяин его избавился от злого заклятья и снова стал счастливым» [4].

При изменении гендера лягушки в русском варианте сказки прямолинейность в достижении эгоистических целей все равно остается атрибутом героя-мужчины. Хотя целенаправленные действия Ивана-царевича не очень-то и оправданы. Василиса Премудрая, даже будучи лягушкой, не дает супругу повода чувствовать себя униженным, по мере надобности она раз за разом репрезентует их семейное положение все в более выгодном свете. Однако поспешность Ивана-царевича в достижении максимального личного удовлетворения (не будем затрагивать здесь сексуальный аспект, хотя и он, возможно, подразумевается) приводит к обратному результату. Какой урок может извлечь Иван-царевич, сжегший лягушачью шкурку и потерявший жену? Возможно типологически тот же, что и принц-лягушка (не быть эгоистом и не пытаться решить все проблемы только рациональными способами), но в русской сказке нравственный посыл значительно глубже: надо верить женщине, учиться видеть сердцем, иметь мудрость доверять жене в ее интуитивном стремлении к образу прекрасного будущего. Василиса, предчувствуя новую счастливую жизнь, вынашивает в сердце своем грядущие изменения, она заботится о муже, спрашивает, почто кручинится он, шутит о лягушонке в коробчонке… Иван-царевич же действует в рамках базовой логики – и проигрывает. Не всегда короткий путь правильный, чаще бывает наоборот. Рациональное видение мира не приводит человека к счастью. Эта мысль является лейтмотивом всех русских сказок. Наиболее популярный герой русского фольклора — Иванушка-дурачок, который достигает счастья именно потому, что «дурачок». Он не обладает узконаправленным рациональным мышлением, присущим старшим братьям, ему не жаль времени на общение с животными, птицами и насекомыми, он способен воспринимать системную природу мира. Ивану-царевичу же этому надо научиться, проходя через испытания и убивая Кощея. Кощей, лягушачья кожа – не проявления ли это одного и того же холодного, безжизненного начала? Мы помним, что лягушка в некоторых мифологиях считает представительницей первородного ила, нижних слоев бытия. Восточная мудрость гласит: лотос, чтобы стать лотосом, должен пройти через ил. Так и человек в своем личностном росте проходит стадию лягушачьей кожи, которую надо перерасти, доверяя людям, открывая сердце миру. И в то же время сказка учит, что за лягушачьей кожей, за несовершенством ближнего мы можем увидеть прекрасную душу, если сами способны верить и любить. Сказки о лягушках – это сказки о трансформации. Доверие, открытость, способность увидеть за лягушачьей кожей душу, пробуждает любовь и превращает лягушку в принца или принцессу.

Аналогичный метафизический сюжет мы обнаруживаем в житийном жанре древнерусской литературы, в сказании о Петре и Февронии Муромских. Пообещав жениться перед началом лечением на Февронии, Петр, выздоровев, осознал, насколько велико неравенство князя и простолюдинки, и не сдержал своего обещания. Но болезнь вернулась – и князь вынужден был жениться. В течение совместной жизни с мудрой Февронией не раз приходилось Петру осознавать ложность социальных предрассудков и переступать через свои прежние представления о мире, возвышаясь духом. С годами мелкое и суетное стало не властно над его душой. Получив право княжения в Муроме, Пётр отказывается от него и уплывает с Февронией на поиски тихого счастья вдвоем.

Как и в сказочном сюжете, где лягушка требует свадьбы, а герой соглашается, но потом жалеет о данном слове, Петру приходится ступить на путь отказа от ложных стереотипов и, отрекшись от внешнего, прийти к истинному.

Сопоставление сказки с легендой о Петре и Февронии позволяет по-новому взглянуть на требование лягушки жениться. Звучащее от лягушки, оно представляется отчаянной мольбой о спасении. Однако в устах Февронии данное условие выглядит совершенно иначе. Девушка не преследует честолюбивых интересов, как мы видим в дальнейшем. Условие о супружестве она выдвигает в ответ на просьбу об исцелении: «Если бы кто-нибудь потребовал твоего князя себе, тот мог бы вылечить его… Я хочу его вылечить, но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его» [6]. Это можно объяснить следующим образом. Известно, что женская любовь спасает мужчину. Не только в духовном, но и в физическом плане, что отражено в сказках, в песнях, произведениях как древних (Ярославна из «Слова о полку Игореве…»), так и современных писателей («Жди меня» К. Симонов; «Золото бунта» А. Иванов и др.) Чтобы вылечить князя, Феврония должна его полюбить. Наверняка она также видит, что подобное развитие событий предопределено судьбой. «Не подобает лечить», если князь не согласен на ответную любовь, как не подобает девушке навязывать свою любовь мужчине. Обратим внимание, что, получив согласие Петра, чем лечит она его? – «взяв небольшую плошку, зачерпнула ею хлебной закваски, дунула на нее и сказала: «Пусть истопят князю вашему баню, и пусть он помажет этим все тело свое» [6]. Лечит он его духом (дунула), то есть своей любовью.

Е. Водолазкин, доктор филологических наук и автор романа «Лавр», ставшего финалистом «Большой книги-2013», утверждает, что «жанр жития возник не с христианством, а раньше, и использовал ту литературную модель, которую использовали древнегреческие мифы о героях» [3]. Сюжет о лягушке пришел к нам очень издалека, через мифы, сказки и жития он стучится в нашу повседневную жизнь, чтобы сказать: меняйтесь, верьте, учитесь видеть сердцем, чтобы не сожалеть потом, вслед за чеховскими героями, о том, «как ненужно, мелко и как обманчиво было всё то, что нам мешало любить». «Когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе» [8], — писал А.П. Чехов, и этими словами мы хотели бы закончить размышления о превращении лягушки в принцессу.

 

  1. Афанасьев А. Н. Народные русские сказки. // [Интернет-ресурс] URL: Царевна-лягушка http://flibusta.net/b/110924/read (дата обращения: 22.06.2014)
  2. Бейтсон Г. Экология разума: Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии / Пер. Д. Я. Федотова, М. П. Папуша. М.: Смысл, 2000. 476 с.
  3. Водолазкин Е.Г. Интервью с Е. Г. Водолазкиным на вручении премии «Большая книга» // [Интернет-ресурс] URL: http://www.liveinternet.ru/users/publizist/post310264393/ (дата обращения: 20.06.2014)
  4. Гримм В., Я. Король-лягушонок или Железный Генрих // [Интернет-ресурс] URL: http://flibusta.net/b/74734/read (дата обращения: 22.06.2014)
  5. Гримм В., Я. Принц-лягушка // [Интернет-ресурс] URL: http://flibusta.net/b/158670/read (дата обращения: 22.06.2014)
  6. Ермолай Еразм. Повесть о Петре и Февронии Муромских // [Интернет-ресурс] URL: http://flibusta.net/b/264070/read (дата обращения: 22.06.2014)
  7. Зенин С. В. Структурно-информационные представления о состоянии водной среды // Вестник российской академии естественных наук. М.:, Изд-во РАЕН. № 3 с. 56-63.
  8. Чехов А. П. О любви. //[Интернет-ресурс] URL: http://flibusta.net/b/10634/read (дата обращения: 22.06.2014)

****************************************

Опубликовано Вестник славянских культур, 2014 № 4 (34). С. 107-115