Рубрики
Научные статьи

Эстетизация секса в современной культуре (М. Уэльбек «Элементарные частицы», «Платформа»)

Европейская цивилизация долгое время уклонялась от обсуждения интимного аспекта отношений между мужчиной и женщиной. Первым из писателей, кто решил открыто заявить, что это вопрос, требующий изучения, был Эмиль Золя, поставивший знак равенства между постижением тайны пола и тайны Бога. «Мюффа… очутившись в спальне Нана, подпадал под власть безумия, трепеща  простирался ниц перед всемогуществом пола, так же как обмирал перед непостижимо огромными небесами» [1]. Золя признавал инстинкт могучим рычагом, который не только может уравнять аристократов и простолюдинов, но способен, возможно, даже заменить религию.

Всего несколько десятилетий спустя западноевропейская литература, опираясь на достижения философии и психологии, возносит физиологический аспект любовных отношений на небывалую высоту, в наивной радости первооткрывателя объявляя голос крови – мерилом истинности человеческих взаимоотношений. Английский писатель-гуманист начала ХХ века Дэвид Герберт Лоуренс в одном из писем (от 17 января 1913 г.) говорит: «Моя великая религия заключается в вере в плоть и кровь, в то, что они мудрее, чем интеллект. Наш разум может ошибаться, но то, что чувствует, во что верит и что говорит наша кровь, — всегда правда». Создается впечатление, что многовековой европейский рационализм склонил голову перед инстинктом. И на протяжении ХХ века молодые представители Старого и Нового света, все более раскрепощаясь от поколения к поколению, пытаются воплотить эту идею в жизнь.

На рубеже прошлого и нынешнего столетия сексуализация западной культуры достигает пика. В романе «Элементарные частицы» Мишель Уэльбек доводит утопию Лоуренса до логического завершения. Два разнонаправленных вектора судьбы главных героев его романа на самом деле лишь два зеркальных отражения «пути в никуда». Рационализм и эмоциональная холодность одного и извращенная болезненная чувственность другого – это последствия одной и той же травмирующей ситуации: ощущения своей бесполезности, никчемности, отверженности в мире.

Мать Мишеля и Брюно, занятая свободной сексуальной самореализацией  и просто забывшая о детях, заложила основу их расчеловечивания до уровня элементарных частиц. Двухлетний Мишель, покинутый в комнате, «где царил ужасающий смрад», «неуклюже ползал, то и дело оскальзываясь в лужах мочи и кучах экскрементов. Он жмурился и протяжно скулил. Заметив, что в комнату кто-то вошел, малыш попытался спастись бегством» [2, 47].

В сознательном возрасте все связанное с чувствами пугало Мишеля. Его единственное детское романтическое увлечение, так и не переросло в настоящую любовь. И Аннабель, полюбившая Мишеля, долгие годы была одинокой. Позже они встретились снова, и Аннабель удалось пробудить в нем подобие нежности, стать его первой женщиной. Однако было поздно. Искривленная судьба Мишеля, как зараза, распространялась вокруг. Аннабель, пришедшая к врачу с надеждой на беременность, узнает, что у нее рак. Операция делает ее бесплодной.

Являясь ученым с мировым именем, Мишель проводит генетические эксперименты, которые приводят к сотворению нового рода разумных существ, носителей одинакового генетического кода, бесполых не-людей. Таким образом он «спасает» людей от страха и боли межличностных контактов, и в первую очередь от любви. В обществе новых людей упразднен процесс естественного размножения и  теплота отношений между мужчиной и женщиной. Однако это не означает прощания с сексуальностью. Распространение сегментов ДНК, ответственных за наслаждение, по всей поверхности кожи, позволяет людям будущего наслаждаться «новыми и почти неслыханными эротическими переживаниями».

Метафорой несовместимости с жизнью убеждений Мишеля становится его исчезновение. Никто так и не узнал, что случилось с известным ученым, однажды не вернувшимся с прогулки.

Детство Брюно, старшего сводного брата Мишеля, также абсолютно одиноко. «Первое воспоминание Брюно относилось к его четырем годам; то было воспоминание об унижении. Однажды осенним днем воспитательница объясняла мальчикам, как делать гирлянды из листьев. Его товарищи, один за другим заканчивая работу, подходили каждый к своей избраннице, чтобы обвить гирляндой ее шею. У него дело не двигалось, листья крошились в руках, все разваливалось. Как им объяснить, что он нуждается в любви?  Как объяснить это без лиственной гирлянды? Он разрыдался от ярости; воспитательница не пришла к нему на помощь. Все было кончено…»[2,62]

Вся дальнейшая жизнь Брюно станет непрерывной цепочкой унижений и поиском любви. Так как сам он не считает себя достойным глубоких отношений с женщиной, его целью становиться лишь стремление к сексуальной разрядке. Но и здесь  раз за разом он получает отказ.

В конце концов судьба улыбнулась Брюно.. Он получил даже больше, чем просто удовлетворение болезненной сексуальности. Кристиана, для которой Брюно — последний шанс найти счастье, не только знакомит его со всеми видами эротических развлечений, но становится заботливой, верной подругой, с которой Брюно впервые чувствует себя любимым. К сожалению, в результате неизлечимой болезни Кристиана оказывается прикованной к инвалидному креслу. Будут ли они теперь вместе? Брюно, как нормальная «элементарная частица», медлит с принятием решения. С одной стороны, он нашел в Кристиане любящую душу. С другой – нужны ли ему трудности жизни с калекой? Избавляя Брюно от мук выбора, Кристиана кончает с собой. Жизненный путь Брюно завершается в сумасшедшем доме.

Лейтмотив романа «Элементарные частицы» – жесткая эротика, порнография, погоня за наслаждением. В положительно или отрицательно заряженном преломлении —  как одержимость влечением или как отрицание всякой интимности — секс является главным героем этого произведения. Желание, преумножаемое рекламно-эротической культурой, разрастается в неслыханных масштабах и, по мнению автора, «пожирает человеческую жизнь». Неспособность к чувствам Мишеля и извращенная чувственность Брюно — в обоих случаях это выхолощенная мужественность, не способная ни к продолжению жизни, ни к любви. Финал романа – катастрофа, поражение современного европейского общества, где мужчины и женщины боятся чувств, расчетливо заменяя их чувственностью. «Нынешние девушки… осмотрительны и рациональны. Встречи с парнями для них не более чем каникулярное времяпрепровождение, развлечение, примерно в равных долях состоящее из сексуального удовольствия и нарциссического самолюбования. Впоследствии они стремятся заключить разумный брак на основе достаточного социопрофессионального соответствия и определенного совпадения вкусов. Разумеется, они тем самым лишали себя всех возможностей счастья…зато они рассчитывали таким манером избежать нравственных и сердечных мук…» [2, 471]

В романе «Платформа» перед нами те же два лика современного общества: убийственный рационализм и садомазохистская чувственность. Европейская цивилизация в погоне за призраком свободы так широко развела противоположности, что потеряла платформу, на которой строятся отношения между людьми. Чувственность подменила чувства. Наслаждение упразднило любовь. «Люди разучились дарить. И потому, сколько бы они ни старались, они уже не могут воспринимать секс как нечто естественное. Они стыдятся своего тела, поскольку оно не соответствует порностандартам, и по этой же причине не испытывают влечения к телу другого»[3,315]. Под этими словам М.Уэльбека мог бы с полным правом подписаться и Д.Г. Лоуренс.

Получается, что, пойдя за «голосом крови», мы снова пришли к тому, от чего открещивался Лоуренс – эгоизму, холодному рационализму, извращенности. Круг замкнулся. Перед нами как недостижимый идеал опять засияла история Меллорса и Конни, проникнутая теплом любви и созидания, полная первых весенних цветов и запахов леса, на окраине которой исходит злобой блестящий интеллект в инвалидном кресле, сэр Клиффорд. В чем же ошибка?

Как любая утопия, идеальная история Лоуренса оказалась миражом не потому, что она лжива, а потому, что в ней не хватает значимого элемента. Того, без которого все счастливые истории заканчиваются депрессией, как в романах Мишеля Уэльбека. «Любовь живет три года», — утверждает культовый французский писатель Фредерик Бекбедер, и восторгается в финале одноименного романа, что и после трех лет иногда тоже. Иногда и после трех лет живет. Но на всю жизнь такого «элементарного» счастья все равно не хватит.

Судя по всему, мы подошли к концу первого уровня игры в жизнь. Того уровня, где все дано, где любовь «нечаянно нагрянет» и ее хватит на три года, где элементарные блага и удовольствия всегда рядом, как подножный корм у парнокопытных. Где счастье, казалось, состоит в том, чтобы освободиться от несчастья.

Элементарный уровень предполагает, что свобода – это избавление от несвободы, и что счастье – это избавление от страданий. Лихорадочное стремление избавиться от страданий, в том числе и связанных с любовью, привело европейскую цивилизацию к культу наслаждения, эстетизации секса, извращенной чувственности, садомазо. Нынешняя ситуация является результатом убеждения, что счастье – это отсутствие несчастья, избавление от страданий. Если удается избавиться от «проблем», к чему призывает рациональное мировоззрение, то остается только удовлетворять воспаленную похоть, ощущая себя при этом глубоко… несчастными.

«Я до конца своих дней останусь сыном Европы, порождением тревоги и стыда, — пишет Мишель Уэльбек, —  я не могу сказать ничего обнадеживающего. К Западу я не испытываю ненависти, только огромное презрение. Я знаю одно: такие, как мы есть, мы смердим, ибо насквозь пропитаны эгоизмом, мазохизмом и смертью. Мы создали систему, в которой жить стало невозможно; и хуже того, мы продолжаем распространять ее на остальной мир». [3,458]

Вместе с тем для тех, кто готов перейти на другой, не элементарный уровень восприятия жизни и отнестись с пониманием к тому, что наряду с удовольствием страдание – необходимая составляющая счастья, возможно, все еще только начинается.

Элементарные частицы, объединенные по принципу притяжения противоположностей, образуют новое состояние вещества. Так, перед Брюно стоит выбор – остаться элементарной частицей или научиться иной любви, где сексуальное удовлетворение совмещается с болью, терпением и нежностью, наслаждение со страданием. Брюно, не ставший совершать усилие, потерпел фиаско. Но выбор остается за каждым: совершать усилие или нет.

«Ты замечал, как часто мы путаем радость и счастье? Говорим об одном, а хотим совсем другого. Мать гордо говорит, что ребенок – ее главная радость, а сама выплакивает глаза у колыбели, когда младенец болеет, ругает дитя, когда оно шалит, сокрушается, когда ее чадо вырастает и перестает слушаться. А ведь ребенок не радость, а счастье!… Садовник в своем саду, живописец у полотна, моряк у штурвала – это вовсе не радость! И человек мечется, не понимая, где же грезившаяся ему радость. Боясь понять, что счастье не равноценно радости. Что нельзя их путать…» [4,365]

Мишеля Уэльбека недаром называют «Карлом Марксом секса». Социалистическая утопия Маркса – это религия, перевернутая с ног на голову, центральное место Духа Святого в которой занято материальным благосостоянием. Художественная реальность Мишеля Уэльбека – это любовь, поставленная в ту же позу, и в центре ее – рационализм и сексуальное удовольствие. Романы Уэльбека выносят обвинительный приговор европейской цивилизации и подрывают изнутри идеологические основы общества потребления.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Э. Золя «Нана» — М.:Эксмо, 2007
  2. М. Уэльбек «Элементарные частицы» — М.: Иностранка, 2008. – 528 с.
  3. М. Уэльбек «Платформа» — М.: Иностранка, 2008. – 464с.

****************

Опубликовано:

Личность  в межкультурном пространстве: Материалы IV Международной конференции, М.: РУДН, 2009. С. 462-468